Хождение слухов о выживших в катастрофе вертолета Ми-8 20 ноября 1991 с высокопоставленными азербайджанскими чиновниками на борту и находящихся «в армянском плену» Магомеде Асадове, Зульфи Гаджиеве и других пассажирах активно поныне. Об этом пишет азербайджанский сайт «Хаггин.аз», анализируя события, связанные с крушением «72-го борта» и гибели его экипажа.
По данным азербайджанской стороны в авиакатастрофе погибло 22 человека, в числе которых министр внутренних дел Азербайджана Магомед Асадов, вице-премьер Зульфи Гаджиев, генеральный прокурор Азербайджана Исмет Гаибов, депутат Вагиф Джафаров, заместитель командующего Закавказским округом внутренних войск и военный комендант Нагорно-Карабахской автономной области Николай Жинкин, начальник отдела Управления МНБ по НКАО Сергей Иванов, начальник управления внутренних дел НКАО генерал-майор Владимир Ковалёв, заместитель министра внутренних дел Казахстана генерал-майор Санлал Сериков, помощник госсекретаря Рафиг Мамедов, государственный секретарь Азербайджана Тофиг Исмаилов, заведующий отделом аппарата президента Азербайджана Осман Мирзоев, депутаты, министры прокуроры и члены экипажа.
В числе прочих мифов отмечается также версия о киллерах-членах экипажа 72-го борта, которые якобы расстреляли всех его пассажиров и загадочным образом затем исчезли.
«Политически грамотное было начальство. И трупы скрыли – тихо, не обмолвившись о них ни единым словом», — говорится в статье, в которой «напрочь отвергается» версия о том, что кто-то из тех, кто был на «72»-м, мог уцелеть после его падения. Авторы также отвергают вероятность инсценировки крушения.
По мнению автора, важно знать, кто погубил вертолет. «Да, армяне имели все причины их ненавидеть», — пишет он, отмечая, что несмотря на то, что в гибели практически всех пассажиров вертолета были заинтересованы и армяне, но у многих из них были и недоброжелатели в Баку.
«У тех же Гаибова и Асадова недоброжелателей и врагов хватало и в Баку. Дважды совершены были попытки покушения на жизнь Тофика Исмайлова, тогда спасшегося от беды лишь благодаря профессиональному искусству его водителя, чудом сумевшего избежать гибельного столкновения их автомобиля, в первом случае, с автобусом, во втором – с КамАЗом», — говорится в статье.
Причиной тому могло послужить то обстоятельство, что на госсекретаре предполагалось замкнуть все министерства республики, автоматически превращая его во второго после президента человека во властной структуре республики. «У многих из тайных и явных местожелателей должен был встретить ярое неприятие такой, убийственный для иных, расклад политического пасьянса. Не мог устроить он и тех, кому уже тесными стали рамки амплуа «вторых» и «третьих» и кому вожделенное возвышение ещё вчера представлялось таким близким и верным», — пишет он.
По его словам, сперва во всем обвиняли армян, «вступивших в сговор с «военным наместничеством» Карабаха», а потом «с много бо́льшими воодушевлением и категоричностью, хотя и сугубо лишь в народе и на «политической галёрке», стали поговаривать о своих».
«Очень многие в Азербайджане радовались известию о том, что армяне подбили в Карабахе вертолёт с высокопоставленными азербайджанскими чиновниками», — цитирует автор лидера социал-демократов Зардушт Ализаде.
По свидетельствам Ализаде, «как-то сразу достоянием молвы сделались и подозрительно-настоятельное нежелание Муталибова отпускать в Карабах своего давнего товарища и соратника – госсекретаря, и информация о том, что последний располагал некими необычайной важности документами, содержащими информацию о тайных пружинах карабахского конфликта и могшими выступить подспорьем к скорейшему его прекращению, и что накануне своего отлёта в Агдам Т.Исмайлов имел несколько крайне резкого тона бесед с высшим союзным генералитетом (чем, де, не повод для расправы?!) и т.д».
Также ходили слухи о том, что Тамерлан Караев, отговаривал от рокового похода генерального прокурора и «выказав недюжинную способность к провидению», в «72»-й не сел сам.
Причем, согласно статье, отказ Караева сесть в тот вертолет был объяснен «вертолётофобией», но в апреле того же 91-го года близ Шуши ему случилось самому упасть на землю с подбитым вертолётом и лишь по невероятному везению остаться в живых. «Вместе с ним участником этого же ЧП сделался, заметим кстати, и Алы Мустафаев, ранее побывавший и ещё в одном подобном, но однако лететь в Каракенд не отказавшийся», — пишет автор, добавляя, что в гораздо большей степени «компроментирующим» Караева, надо было бы признать именно невыезд его на место гибели своих коллег ни в день происшествия, вместе с войсковиками, ни утром дня следующего, вместе с командой следователей.
Крушение этого вертолета нанесло сокрушительный удар по Аязу Муталибову, предопределив, тем самым, неизбежность его падения, которое завершилось сразу после сдачи Ходжалу.
В том контексте, рассуждая «кому это было выгодно», автор отмечает, что неправомерно также подозревать и «советских «силовых» бонз в предумышлении против в том числе своих же, абсолютно лояльных им кадров».
По словам детей тех, кто погиб в том рейсе «это сделали свои», пишет автор.
Анализируя вероятность заговора среди «своих», автор пишет, что решение о поездке в Ходжавенд было принято спонтанно, и соответственно, невозможно было предугадать, что «госсекретарь настоит на присоединении к его группе руководителей силового и надзорного ведомств НКАО», присутствие которых на «борту» не могло быть заранее принято в расчёт, так же как и присутствие на нём военных наблюдателей из Москвы и Казахстана.
Примечательно, что над аэропортом «Новрузлу» на момент отлета рейса кружил другой вертолет, «очень похожий» на тот, который вскоре увидели жители близлежащих от Каракенда азербайджанских сёл. Об этом вертолёте сообщил семье Тофика Исмайлова Алик Аббасов, бывший руководитель одного из подразделений НПО КИ в пору там гендиректором будущего госсекретаря, он, скорее всего по протекции последнего, был принят на должность зама по тылу у В.Баршатлы, с которым вместе находился в Агдаме, став свидетелем последнего выхода в рейс «72»-го.
«Прошли сутки, и было возвещено: комендантский борт №72 подвергся огневой атаке с земли, произведённой с применением автоматического стрелкового оружия. Брызги-отметины пулемётно-автоматных очередей явственно различались на закопчённой обшивке разбитой машины. Найдены были и пули, в том числе выпущенные в пилотов. Причём достоверно было установлено, что истребительный свинец поразил их ещё живых. Живых – то есть, когда вертолёт ещё находился в небе!» — пишет он, отмечая, что если имел место заговор, то действовать следовало наверняка.
По мнению автора, к сбитию веторолета причастны «свои», – те, от кого не ждешь угрозы, и те, кому «легко было быстро и чётко всё исполнить, растворившись затем в предсумеречной мгле». В числе потенциальных подозреваемых он отмечает вертолёт боевого сопровождения, который вполне мог присутствовать, в исполнение известного указа ВС СССР и вопреки расхожему мнению о действительном его отсутствии.
Что же касается раздавшихся вскоре после крушения вертолета выстрелов, «усыпавших землю на месте крушения патронными гильзами», то по свидетельству одного из свидетелей события, Гамбара Мамедова, армяне «радовались гибели вертолёта и стреляли залпами в воздух…». И канонада армян была ошибочно принята азербайджанцами за роковые выстрелы, приведшие к катастрофе вертолета.
Так, в документе, советские военные и азербайджанская сторона выставлялись в качестве непричастных к совершению преступления, косвенно же указывая на армян как на злоумышленников. Этот документ, «фактически, выполнял роль некоего полога, за которым следствие ловко укрыло от гласности улики и факты, по совокупности которых армянскую сторону впору было впрямую обвинить в совершении преступного деяния, к которому на самом деле она причастности не имела».
Резюмируя, автор отмечает еще одну любопытную деталь: родственникам погибших пассажиров вертолёта «всякий раз с какими-то совершенно непонятными смущённостью и досадой выдавались для ознакомления протоколы вскрытия, лишь копии и обязательно под подписку о неразглашении».
«Если преступление, очередное в ряду бесчисленных других, и впрямь совершили армяне, то к чему была вся эта дурацкая секретность?» — задается он вопросом, отмечая, последовательность, с которой из общественного сознания вытеснялась память о втором вертолёте, подменённая мифом о «тепловых ракетах» и замороченная постыдной патетической болтовнёй, и скрывалась правда о двух «чёрных ящиках».
А 30 декабря 1994 года уголовное дело о крушении вертолёта Ми-8 №72 республиканской прокуратурой было «приостановлено» – как значилось в соответствующем официальном заявлении, «в связи с невозможностью выявления причастных к совершению преступления лиц», что по мнению автора – неправомерно.
Источник: Panorama.am