В свое время срыв Соглашения об ассоциации Армении с ЕС стал предвестником будущей украинской бури. Сейчас похожий документ был подписан. Конечно, было бы наивно видеть в этом признак нормализации отношений России и ЕС на постсоветском пространстве, но символически этот факт все равно важен. Произошел отказ от жесткого принципа «или – или», сделан шаг в направлении другого подхода – «и – и».
Двадцать четвертого ноября на саммите Восточного партнерства Армения подписала Соглашение о всеобъемлющем и расширенном партнерстве с Европейским союзом. До последней минуты вокруг этого события сохранялась интрига. Четыре года назад, накануне саммита Восточного партнерства 2013 года, Ереван отказался подписывать Соглашение об ассоциации с ЕС, а президент Серж Саргсян, посетив Москву, заявил, что Армения вступает в Таможенный союз, ставший позднее Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС). Теперь Армения одновременно входит в ЕАЭС и ОДКБ и имеет рамочное соглашение с ЕС.
Доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ Сергей Маркедонов в своей статье, опубликованной Московским центром Карнеги, представляет свое видение того, почему сценарий четырехлетней давности не повторился на новом витке, и в чем секрет того, что Еревану удалось избежать проблем Украины или Грузии и благополучно перейти к «интеграции интеграций».
Пространство диверсификаций
В последние годы, особенно под влиянием украинского кризиса, любые внешнеполитические события на постсоветском пространстве любят рассматривать как выбор между Россией и Западом. Нередко сам этот выбор подается как конкуренция различных систем ценностей и даже «цивилизационное самоопределение».
Между тем в Закавказье внешняя политика строится совсем не по таким манихейским принципам. В этой части постсоветского пространства наблюдается дефицит региональной интеграции. Из-за неразрешенных этнополитических конфликтов у всех трех кавказских республик (Азербайджан, Армения и Грузия) практически нет общих интеграционных проектов. Эти республики пытаются приспособить связи с внешними игроками под защиту своих национальных интересов. Поэтому внешнеполитическая диверсификация здесь не исключение, а норма.
Та же Армения имеет репутацию последовательной союзницы России. Она не просто участвует в евразийских интеграционных проектах. На ее территории в Гюмри размещена 102-я российская военная база, а пограничники из РФ обеспечивают вместе с их армянскими коллегами охрану внешнего периметра госграниц. Однако все это не мешало Еревану участвовать в таких проектах под эгидой ЕС, как «Европейская политика соседства» и Восточное партнерство с 2004 и 2009 года соответственно.
В июне 2005 года НАТО и Армения согласовали Индивидуальный план партнерства. Этот план обновляется и подтверждается один раз в два года. Пятый (и последний на сегодня) был согласован в апреле 2017 года на новый двухлетний срок. Армянские военнослужащие принимали участие в операциях под эгидой НАТО в Косове, Ираке и Афганистане.
Помимо этого, Ереван стремится развивать сотрудничество с соседними странами – Ираном и Грузией. Из четырех имеющихся границ две (с Азербайджаном и Турцией) для Армении закрыты, остаются только Иран и Грузия как два окна во внешний мир. Через пронатовскую Грузию проходит примерно две трети армянского экспорта и импорта.
На первый взгляд Грузия находится на противоположном внешнеполитическом полюсе от Армении. В сентябре 2008 года она разорвала дипотношения с Россией, потому что Москва признала независимость Абхазии и Южной Осетии. Также Грузия не просто продекларировала свое намерение вступить в НАТО, но и провела референдум по этому вопросу. Наконец, в 2014 году Грузия подписала Соглашение об ассоциации с ЕС.
Однако это еще не означает, что Тбилиси не пытается диверсифицировать свои внешние связи. В ноябре 2017 года парламент Грузии ратифицировал Соглашение о свободной торговле с Китаем. В Закавказье это первый случай подписания документа такого рода с Пекином. Переговоры с китайцами шли полтора года, а причина интереса к соглашению проста – Тбилиси рассчитывает на приток инвестиций и расширение торговых связей, что особенно важно на фоне некоторого спада, наметившегося в торговле с ЕС.
В этот ряд можно поставить и прошлогодние решения Тбилиси возобновить соглашение об отмене виз для иранцев и открыть в Грузии посольство Белоруссии. С обеими странами Тбилиси стремится развивать экономическое сотрудничество.
Даже к российскому направлению Грузия проявляет определенный интерес, несмотря на глубокие разногласия по Абхазии и Южной Осетии. Это касается и экономики (в кулуарах многие грузинские дипломаты и эксперты выражают недовольство усилением односторонней зависимости их страны от Азербайджана и Турции, а бизнес-контакты с РФ видятся как противовес), и сферы безопасности, особенно на фоне недавнего инцидента с проникновением террористической группировки в Тбилиси.
Особняком стоит Азербайджан. Эта страна, имеющая самые прочные экономические позиции в Закавказье и репутацию важного энергетического игрока, воздерживается от прямого участия в интеграционных проектах, будь то европейский или евразийский. Баку продвигает себя как партнера и для России, и для отдельных стран ЕС (особенно восточноевропейских), и для Евросоюза в целом. Не подписывая рамочных соглашений с Брюсселем, Азербайджан тем не менее не порывает с Восточным партнерством.
Также Баку аккуратно балансирует между Ираном, Израилем и Палестинской национальной администрацией, выстраивая с каждым свои отношения. Тот же Израиль поставляет Азербайджану вооружение. Не заявляя о вступлении в НАТО, Азербайджан видит своим стратегическим партнером входящую в альянс Турцию. И турецкие военные вносят немалый вклад в подготовку офицерского корпуса азербайджанской армии и ее перевооружение.
Впрочем, внешние партнеры кавказских стран тоже не замыкаются в регионе на ком-то одном. Скажем, одна из главных причин, почем Армения развивает отношения не только с Россией, но и с Западом, – это российско-азербайджанское военно-техническое сотрудничество. Дополнительную остроту этому вопросу придают события апреля 2016 года, когда Баку попытался нарушить статус-кво в Нагорном Карабахе.
Цена выбора
Таким образом, внешнеполитические устремления стран Закавказья (и Армения здесь не исключение) диктуются не столько абстрактными ценностями, сколько вполне конкретными прагматическими соображениями. Напомню, Грузия в 1993–1994 годах вступила в СНГ, а также дала согласие на размещение российских военных баз и даже пограничников на своей территории. И только потеряв надежду вернуть Абхазию и Южную Осетию с помощью России, заявила устами Эдуарда Шеварднадзе, что готова «постучать в двери НАТО».
Интерес Армении к ЕС тоже возник не на пустом месте – в первом полугодии 2017 года на страны Евросоюза приходилось порядка трети армянского экспорта и около половины импорта. Также Ереван видит в ЕС важного партнера по части развития новых технологий. Осознавая, насколько важны для Брюсселя связи с Турцией и Азербайджаном, Армения стремится не допустить того, чтобы Баку и Анкара монополизировали в Европе карабахскую тематику. При этом Франция, где есть полумиллионная армянская диаспора, вместе с США и Россией выступает сопредседателем Минской группы ОБСЕ по урегулированию нагорно-карабахского конфликта.
В то же время ни ЕС, ни НАТО не дают Армении тех гарантий безопасности, которые здесь и сейчас обеспечивает Россия: начиная от базы на границе с Турцией до участия в разрешении карабахского конфликта. Эту роль за Россией почти безоговорочно признают и западные партнеры по Минской группе ОБСЕ.
Отказ Армении подписать Соглашение об ассоциации с ЕС в 2013 году, как правило, подают как результат прямого давления Москвы. Но тут есть важные нюансы. Решение президента Саргсяна взвешивалось на многих весах. С одной стороны, ЕС в целом и его отдельные представители (активнее других был тогдашний президент Польши Бронислав Коморовский) настаивали, что Соглашение об ассоциации закроет Армении путь к евразийским интеграционным проектам. С другой стороны, подготовка Еревана к саммиту Восточного партнерства разворачивалась на фоне надвигавшегося украинского кризиса, когда Москва еще надеялась заполучить Киев в качестве потенциального участника Таможенного союза.
В каком-то смысле армянская история стала увертюрой украинского кризиса, предупредительным сигналом, который не был должным образом проанализирован и учтен. Максималистский подход «или – или» не учитывал всей сложности ситуации в постсоветских государствах и обществах. В случае Армении отдаление от России без соответствующей компенсации в сфере безопасности, может, и сулило стране какие-то экономические выгоды, но не гарантировало сохранения позиций Еревана в Карабахе и в отношениях с Турцией. Поэтому и было принято решение о вступлении в Таможенный союз, а затем и в ЕАЭС. Между двух максимализмов Ереван выбрал российский как более надежный для обеспечения безопасности страны. В Армении популярна шутка: между ЕС и Таможенным союзом Армения выбрала ОДКБ.
Можно сколько угодно доказывать, что двусторонние отношения Еревана и Москвы важнее всех евразийских интеграционных объединений, вместе взятых. Но раз для руководства РФ евразийская интеграция – важный приоритет, пускай и переоцененный, игнорировать этот факт не смог бы ни один армянский президент. Неслучайно первый президент Армении, ныне оппозиционер, имеющий репутацию западника, Левон Тер-Петросян поддержал решение Сержа Саргсяна и заявил, что «евроинтеграция не представляется возможной в обозримом будущем».
Почему же тогда сейчас стало возможно подписание рамочного соглашения между Арменией и ЕС? Тут никакой второй попытки для армянской стороны не было. Подписанный документ о «всеобъемлющем и расширенном партнерстве» не предусматривает создания зоны свободной торговли. Даже с формально-правовой точки зрения Армения, входя в ЕАЭС, не может создавать такую зону с ЕС через голову евразийских координирующих центров. «Именно из-за отсутствия этого пункта определенная часть экспертов Армении настроена критически к данному документу, считая его имитационным», – справедливо констатирует политолог Арег Галстян.
Разговоры о возможном повторении событий 2013 года сейчас выглядели явным преувеличением. Нынешний документ готовился как минимум с 2015 года и неоднократно обсуждался и с Россией, и в формате ЕАЭС. Представители официальных структур (МИД РФ, Евразийской экономической комиссии) многократно высказывались в том духе, что новый документ не противоречит участию Армении в интеграционных проектах под эгидой Москвы.
Подписание рамочного соглашения стало возможно благодаря отказу от пресловутого выбора «или – или». Именно здесь следует искать причину нынешнего успеха. Это учет того, что в нынешних реалиях российский зонтик безопасности безальтернативен для Армении. Но в то же время экономическая и внешнеполитическая диверсификация для Еревана (в том числе через контакты с ЕС) важны. Иначе издержки от изоляции республики лягут на плечи Москвы, что вряд ли поможет укреплению российских позиций на Кавказе.
А теперь благодаря рамочному соглашению с Брюсселем Ереван может стать дополнительной площадкой для диалога между Россией и ЕС. В схожей роли Армения уже выступала в отношениях между Россией и Грузией – во время переговоров об открытии КПП Казбеги – Верхний Ларс в 2009 году.
Конечно, и в нынешней ситуации все не совсем благостно. Например, в тексте соглашения Армении с ЕС есть пункт о закрытии Мецаморской АЭС, обеспечивающей около 40% энергопотребления страны. Лоббистские интересы «Евроатома» там более чем очевидны. Эта структура, наряду с ЕС и его странами-участницами, значится среди подписантов документа. А значит, возможны новые коллизии, хотя эксперты по энергетике говорят об определенных позитивных наработках по взаимодействию «Росатома» и «Евроатома». Значит, возможно, удастся найти компромисс.
В свое время срыв Соглашения об ассоциации Армении с ЕС стал предвестником будущей украинской бури. Сейчас похожий документ был подписан. Конечно, было бы наивно видеть в этом признак нормализации отношений России и ЕС на постсоветском пространстве, но символически этот факт все равно важен. Произошел отказ от жесткого принципа «или – или», сделан шаг в направлении другого подхода – «и – и». Но до полного осознания, как опасно внешнеполитическое манихейство в постсоветских обществах, сильно расколотых и только формирующихся, по-прежнему далеко, поэтому оптимистичные выводы преждевременны.