С турками-месхетинцами я познакомился впервые на митинге в их поддержку, организованном Андреем Бабушкиным — одним из активистов демократического движения в Москве конца 80-х и начала 90-х годов. Как помнится, митинг проходил неподалеку от ул. Фонвизина. На митинге были беженцы из Ферганы, а также много армян — москвичей, беженцев из Сумгаита и других районов Азербайджана, и я смог еще раз убедиться, что при всех своих антитурецких чувствах (а после Сумгаита, понятно, и антиазербайджанских) у армян нет общего антитюркского, а тем более антимусульманского настроя. Они с сочувствием слушали истории жертв страшного погрома, и эти свидетельства воскрешали в их памяти антиармянские зверства в Сумгаите. Было немало пожилых москвичей, были даже пришедшие на митинг иногородние.
Прошло не так уж много, всего 10 лет, но настроения того времени и ту реакцию людей трудно сравнить с сегодняшними. Сегодня мы стали безразличнее, грубее, может быть даже бессердечнее, черствее, чем были тогда. Наше «окошко в мир», наш телевизор — чего он только не показал нам за эти десять лет: взрывы, убийства, заложники, расправы, теракты, Буденновск, Чечня…
Те, кто был в Москве в те времена, знают, что обычно после окончания митинга не все расходились. Часть оставшихся делилась на несколько «кучек», мини-митингов, в которых велись свои дискуссии, выдвигались и опровергались свои тезисы. Эти мини-митинги имели свою структуру: обычно в центре внимания оказывался какой-нибудь интересный человек, который высказывал мысли, вызывавшие резонанс у окружающих. Наше общество достаточно расслоено («лапоть к лаптю, сапог к сапогу»), но на митингах тех лет нередко сталкивались люди из самых разных социальных слоев, люди разных профессий и разного уровня образования.
На митинге, посвященном туркам-месхетинцам, мое внимание привлекли две группы: во главе одной стоял (как позже я выяснил) профессиональный этнограф, во главе другой — школьный учитель. От этнографа в тот день я узнал о докладных записках по национальному вопросу, которые специалисты посылали в ЦК КПСС в конце 70-х и начале 80-х годов. Многое уже тогда было ясно специалистам. Но партийная бюрократия уже потеряла способность реагировать, а как известно из биологии, снижение чувствительности, неадекватность реакции обыкновенно предшествуют гибели (идет ли речь об отдельном организме или даже виде). Этнограф был убежден, что в погромах виновен внешний фактор: у турок-месхетинцев не было какого-либо резкого противостояния с другой этнической группой, они не занимали доминирующего экономического положения, никогда не выступали против кого-либо. Почему месхетинцы? — недоумевал этнограф и не находил вразумительного объяснения.
Рядом, на другом «мини-митинге», школьный учитель доказывал, что зверства совершают, как правило, больные люди. Здоровый человек может избить, ранить или даже в состоянии аффекта убить человека, убеждал он слушателей, но отрубить конечности у еще живого человека, а потом поджечь — это уже болезнь. Истоки позиции учителя были очевидны. В те времена у многих из нас было еще очень сильно выражено осознание «мы». Мы, советские люди, граждане одной страны. Те в Фергане, которые убивали и сжигали, это ведь тоже были «мы». Надо было их как-то отодвинуть, как-то дистанцироваться от них. Легче всего было объявить их больными. Беженцы из Азербайджана не соглашались с учителем. » Что же это все больные собрались в Сумгаите?» — спросил один из них, рассказывая о популярности сжигания там живых людей.
Надо сказать, что после событий в Фергане, в отличие от сумгаитских, власть имущие все же признали наличие заговора, организованный характер преступления. Хотя и здесь делалась попытка привязать все к безликим «коррумпированным кругам».
Советская пропаганда сразу же воспользовалась ферганскими событиями для очернения карабахского движения. Делалось это известным «альпинистским способом» (способ единой связки). Первый сигнал прозвучал на Съезде народных депутатов, правда еще в мягкой форме и в «гуманистическом оформлении». Группа депутатов обратилась ко всем — будь это в Фергане или Нагорном Карабахе — с призывом воздержаться от проявлений национальной розни. Призыв воздержаться от национальной розни — звучит гуманно. Негуманно здесь -стремление соединить вместе «фергану» и «Карабах». Но именно это и было нужно советской пропаганде: «скованные одной цепью» Карабах и Фергана.
Жители Нагорного Карабаха сразу же распознали политическую суть связывания. На имя депутата Съезда от Карабаха Дадамяна пришла телеграмма от избирателей с протестами против явно идеологической связки «Карабаха» и «ферганы». Но советская пропагандистская машина уже раскручивалась. Вот что писала, например, «Комсомольская правда» (17.06.89):
«Корни зла кроются гораздо глубже. Так что не надо ничего упрощать, а нужно поскорее найти ответ на вопрос: кому понадобилась межнациональная рознь сначала в Нагорном Карабахе, потом беспорядки в Тбилиси и вот теперь — в Ферганской области». Обратите внимание: «сумгаит» с его кострами, ножами, кипятком и железными прутьями в этом перечне даже не упоминается.
Это было время, когда руководящие круги Азербайджана лихорадочно искали способы быстрейшего «демографического» решения карабахской проблемы — вытеснения, выдавливания армян из Карабаха. На такие цели практически полностью уходили деньги, выделенные в тот год Москвой на «социально-экономическое развитие НКАО». Но, несмотря на льготы, в неспокойный район азербайджанцы шли неохотно. Желаемого резкого демографического перелома в пользу азербайджанцев достичь не удавалось.
Выступая на XXII съезде компартии Азербайджана, ее первый секретарь Аяз Муталибов, отметив «отсутствие научно обоснованной региональной политики» в республике, призвал к новым практическим мероприятиям в «азербайджанских селах НКАО». «Словом, если не принять решительных мер, то многие села, по сути, погибнут», — отмечал Муталибов («Бакинский рабочий», 09.06.90). Среди «решительных мер» был и дьявольский план, связанный с месхетинцами: власти республики решили осуществить массовое переселение турок-месхетинцев в Карабах (в т.ч. и в Ходжалы, который, по планам хитро-мудрых правителей республики, должен был быть ударными темпами превращен в «город»). Была разработана специальная программа, для ее реализации создан республиканский штаб в Агдаме. Так турки-месхетинцы оказались в фокусе демографической авантюры правителей Азербайджана.
Трудно было туркам-месхетинцам как в Москве, так и в других городах страны, куда они попали после погромов. Не было денег, жилья, власти противились предоставлению работы. Люди оказались в безвыходной ситуации. Все это было цинично просчитано в Баку. Месхетинцы получали немало: их семьи бесплатно доставлялись в Карабах, единовременно выплачивались солидные подъемные, сразу же предоставлялись жилища в селах, откуда ранее были изгнаны армяне. (Например, после изгнания армян турками-месхетинцами заселялось бывшее армянское селение Гайбулашен и ряд других сел.) Предоставлялись стройматериалы, была обещана земля, работа. В отношении возможной опасности месхетинцев убедили, что участь армян уже решена и скоро они будут окончательно изгнаны из Карабаха. И тогда хозяевами Карабаха станут азербайджанцы и турки-месхетинцы.
Не спешите укорять последних: надо знать их отчаянное положение, чтобы понять, почему они так легко дали завлечь себя в опасное предприятие азербайджанских властей.
Практически сразу же после начала переселения месхетинцев заволновалась армянская община Москвы. Откровенно говоря, меня поразила та быстрота, с которой у московских армян появилась подробная информация. Очень скоро у них были детальные карты с указанием сел в Карабахе, в которые переселялись турки-месхетинцы. Копия одной из таких карт хранится у меня до сих пор. Плакат с этой картой Карабаха, где были заштрихованы районы с заселением турок-месхетинцев, был выставлен армянскими активистами в 1990 г. на одной из конференций по гуманитарным вопросам в Москве, на которой были гости из других стран Европы. Мне рассказывали, что этот плакат вызвал явное неудовольствие у Юсуфа Сарварова — руководителя московской организации турок-месхетинцев «Ватан» («Родина»).
Армянские активисты искали встречи с руководителями турок-месхетинцев. И, наконец, она состоялась. С заместителем Юсуфа Сарварова встретилась делегация из трех человек, в которую входил один из авторитетных деятелей московской общины Гегам Халатян, а также член Комитета «Карабах», будущий мэр Еревана, ныне покойный Амбарцум Галстян. Фамилию третьего мне не хотелось бы упоминать, но скажу, что прошло не так много лет, и он занял один из самых высоких постов в республике Армения. Словом, это была представительная делегация. Амбарцум Галстян спросил:
» Неужели турки-месхетинцы не понимают, что их хотят использовать в качестве живого щита?» Но месхетинский активист, допуская возможность переселения отдельных семей, отрицал в то же время наличие организованного плана и массовое перемещение турок-месхетинцев. Однако через несколько месяцев переселение приняло такие масштабы, что даже лидеры «Ватан» перестали их отрицать.
Увы, все случилось именно так, как предсказывал Амбарцум Галстян. Когда обострилась ситуация вокруг Шуши, Ходжалы и других районов Карабаха, то многие семьи азербайджанцев уехали к родственникам. Возможности уехать у турок-месхетинцев были, конечно же, несравненно меньше. Судьба их сама по себе мало волновала тех, кто втравил месхетинцев в авантюру с переездом. Вместе с теми азербайджанцами, которым по разным причинам не удалось вовремя уехать, они стали жертвой интриг антимуталибовской «партии». Многие из них были цинично расстреляны азербайджанцами — противниками Муталибова уже в районе Агдама, после ухода по коридору, оставленному наступающими армянскими силами (см. фрагмент из интервью Муталибова).
Конечно, многовековой опыт во всем мире показывает: нет таких преступлений против собственного народа, на которые не пошли бы люди, любой ценой рвущиеся к власти. Но даже на фоне этого горького опыта безжалостная акция антимуталибовских сил в Азербайджане вызывает шок. Расстрел толпы несчастных людей, значительную долю которых составляли турки-месхетинцы, с лишениями прошедшие через гуманитарный коридор, оставленный наступающими армянами, — чудовищное преступление. Но преступники не только не получили по заслугам — дело было практически замято, хотя правдивой информацией владело не так уж мало людей: ряд азербайджанских военных, окружение бывшего президента Муталибова, сами исполнители преступления, группа московских журналистов, оказавшихся в тот момент в «горячей точке» (не говоря уже о карабахских армянах). Позже, когда после прихода к власти Гейдара Алиева наименование поселка «Ходжалы» стало центром мощной пропагандистской кампании, никто в Азербайджане уже не рисковал сказать правду.
Человеческая трагедия стала фундаментом для «раскрутки» беспримерной по цинизму пропагандистской кампании. Если вы раскроете азербайджанские газеты, то с удивлением обнаружите такой ряд сравнений: Хиросима, Лидице, Ходжалы. Даже из людского горя, из бесстыдного расстрела собственных граждан власти Азербайджана попытались выжать выгоду.
У Хемингуэя я как-то прочитал поразившее меня сравнение: «с глазами неудачливого насильника». Мне кажется, в этом сравнении — ключ к объяснению поведения азербайджанских властей. Они смотрят на мир глазами неудачливого насильника. Они устроили погромы беззащитных женщин, детей, стариков, мужчин — учителей, врачей, рабочих, научных сотрудников, которые по характеру своей мирной профессии, по воспитанию не могли оказать им какого-либо сопротивления. Что мог, например, противопоставить погромной толпе учитель математики с бакинского проспекта Ленина? С жестокостью были организованы погромы армян по всей территории республики. Стремясь любым способом переломить демографическую ситуацию, они, азербайджанские власти, хитростью и посулами заманили в Карабах и, в частности, в Ходжалы турок-месхетинцев, поставив репрессированный народ еще перед одной трагедией. Вместе с армией распадающегося СССР (операция «Кольцо») они уничтожали в армянских селах армян, сжигая их дома, поголовно изгоняя их. Разместив в Шуши установки залпового артиллерийского огня, обрушили всю их мощь на армян Степанакерта. Залили кровью Карабах, гневно отвергая саму возможность участия других стран в разрешении конфликта, возможность «интернационализации конфликта», заявляя, что идея интернационализации — дело рук армянского лобби в США. Карабах, мол, внутреннее дело Азербайджана. Они говорили о «внутреннем деле», когда надеялись решить вопрос с армянами собственными силами.
Просчитались. Не смогли довести свое черное дело до конца.
И когда они получили отпор, когда карабахские армяне по праву защиты от объявленной им Азербайджаном войны вышвырнули агрессоров из Карабаха, азербайджанские власти вдруг вспомнили о мировом сообществе, стали хватать за фалды руковоителей государств и международных организации. Насильник, умоляющий, чтобы пришли другие и помогли ему совершить, наконец, вожделенное насилие, — что может быть недостойнее, презреннее и бесстыднее…
Мне кажется, многие азербайджанцы, которые хоть что-то знают из истории Закавказья (особенно азербайджанцы-россияне), морщатся, читая о «российском геноциде азербайджанского народа». Уверен: большой их части чужда недостойная истерия, захлестнувшая сегодня Баку. Как и другие народы Кавказа, азербайджанцы не уважают крикливость, истеричность, суетные и многословные жалобы. Такое чуждо народу. Здесь не может быть двух мнений: весь этот пропагандистский балаган не имеет ничего общего с народными традициями.
Если разобраться, то азербайджанский народ по-своему является жертвой дезинформации. Сперва советская пропаганда вместо честного изложения событий, позволяющего азербайджанцам трезво оценить вопросы исторического размежевания, прийти к какому-то согласию с армянами, вложила им в головы штампы о сепаратистах, желающих отобрать «исконно азербайджанские земли». Многие искренне поверили исторической фальсификации. Потом погромная агитация националистов, приведшая к варварским зверствам против армян. И на третьем этапе вся эта антиармянская и антирусская вакханалия была доведена до заоблачных высот алиевской пропагандой. Пропагандой, объединившей турецкие методы фальсификации со старыми, проверенными методами КГБ и советского прошлого.
Рано или поздно, но армяне и азербайджанцы должны прийти к согласию, замириться. Алиевская пропаганда перечеркивает саму возможность народного примирения. Объяснение может быть только одним: о примирении в Баку никто не думает. В Баку думают лишь о войне. А к войне люди должны прийти предельно обозленными, взвинченными, доведенными до крайней степени националистического угара. Однажды это уже удалось -в Сумгаите, Кировабаде, Баку, других городах Азербайджана. Его правители уверены: это удастся еще раз -теперь уже под знаменами регулярной армии, подученной и поднатасканной турецкими офицерами.
Из интервью бывшего президента Азербайджана Аяза Муталибова чешской журналистке Дане Мазаловой, «НГ» 2.04.92
— Что вы думаете о событиях в Ходжалы, после которых вы ушли в отставку? Трупы ходжалинцев были найдены недалеко от Агдама. Кто-то сначала стрелял в ноги, чтобы они не могли уйти дальше. Потом добавил топором, 29 февраля мои коллеги снимали их. Во время новых съемок, 2 марта, эти же трупы оказались скальпированы. Какая то странная игра…
— Как говорят те ходжалинцы, которые спаслись, это все было организовано для того, чтобы был повод для моей отставки. Какая-то сила действовала для дискредитации президента. Я не думаю, чтобы армяне, очень четко и со знанием дела относящиеся к подобным ситуациям, могли позволить азербайджанцам получить изобличающие их в фашистских действиях документы. Можно предположить, что кто-то был заинтересован в том, чтобы потом показать эти кадры на сессии ВС и все сфокусировать на моей персоне.
Если я заявляю, что это вина азербайджанской оппозиции, могут сказать, что я на них наговариваю. Но общий фон рассуждений таков, что коридор, по которому люди могли уйти, армянами все-таки был оставлен. Зачем же им тогда стрелять? Тем более на территории, близкой к Агдаму, где к тому времени было достаточно сил, чтобы выйти и помочь людям. Или просто договориться, что мирные жители уходят. Такая практика была все время.
Мне все время говорили, что ходжалинцы держатся, что им нужно помочь оружием, людьми, продуктами. Я дал поручение сделать это вертолетами. Однако летчики, как мне объяснили, отказались туда лететь, поскольку у них нет специальных приборов, чтобы уходить от стингеров. Так прошла почти целая неделя. Там же поблизости располагалась агдамская группировка, которая обязана была все время следить за развитием события. Как только техника окружила Ходжалы, нужно было эвакуировать население. Еще раньше я такое поручение дал по Шуше: мужчин- оставить, а женщин и детей вывезти. Это тоже законы войны: их надо спасать. Мое поведение было объективным и однозначным: я такие поручения давал, но почему в Ходжалах их не выполнили, мне неясно. Я, кстати, несколько раз в этот период говорил с Мкртчяном, председателем ВС НКР: «Вы уложили тысячи людей. Дайте нам возможность вывезти их трупы». Но он ответил, что никаких трупов быть не должно, у них есть наши люди, которых кормят, хотя продовольствия не хватает, и готовы отпустить в обмен на своих заложников.
— Когда вам сообщили об этих погибших?
— На следующий день после того, как передали, что в Ходжалах всего несколько погибших. Пришла информация министра внутренних дел.
— Кто ответствен был за эту информацию?
— Сам министр. К тому времени была создана пресс-служба и в Министерстве обороны. После истории с вертолетом мы договорились, что никто не будет давать непроверенной информации.
— Считаете ли вы ответственным и премьер-министра Гасана Гасанова?
— Глава правительства, конечно, отвечает за все, хотя он от этого открещивается, говоря, что не занимается подобными вопросами. Но правительство есть правительство.
(о турках-месхетинцах, Ходжалы и бакинской пропаганде)
Георгий ДЕЕВ